«Хотел орден Мужества, а заработал ничего». История российского срочника, который попал на войну в Украину, был ранен и остался без выплат
Андрей Гейнс из из Таштагола Кемеровской области ушел в армию в 2021 году, когда ему исполнилось 18 лет. В феврале 2022-го его вместе с другими срочниками вывезли на учения в Валуйки Белгородской области, а оттуда – на войну в Украину. На фронте Гейнса ранили, в Россию он вернулся восьмого апреля. Ветеранского удостоверения или выплат по ранению солдат до сих пор не получил.
Историю российского срочника рассказывает Радио Свобода.
«Приказ забрать Украину за четыре дня»
Андрей Гейнс полгода служил в Чите, в танковых войсках. Но потом его перевели в Богучар, в военную часть №91711. Он вспоминает, что во время срочной службы, еще до войны, собирался подписать контракт. Но не успел – увезли на фронт.
«Полгода отслужил в Чите, и мне не понравилось быть танкистом. Меня перевели в Богучар, в артиллерию. Там я написал рапорт на контракт и стал ждать, пока придет ответ, – рассказывает Гейнс. – Прошло два с половиной месяца, а ответ все не приходил. А нас увезли в поля, в Валуйки».
Несколько дней, по словам Андрея, их часть в составе 252-го полка жила в палаточном лагере под Валуйками. Андрей вспоминает, что это были «вроде как учения». Но зачем в Белгородской области собралось столько военных, им не говорили. Через некоторое время их часть передислоцировалась в поселок, названия которого Гейнс уже не помнит.
Все, что вам говорили про то, что срочники не воюют, – это все бред
«Примерно через неделю полковник Николаев – он потом погиб – объявил общий сбор, – вспоминает Гейнс. – Весь наш полк – там были артиллерия, пехота, все-все-все – выстроил вокруг себя и начал говорить, что мы завтра поедем на войну. Типа на спецоперацию. У нас, типа, приказ забрать Украину за четыре дня. Потом сказал: «Обращаюсь к срочникам. Всегда срочники воевали и будут воевать. Все, что вам говорили про то, что срочники не воюют, – это все бред». Спросил, кто не хочет идти воевать. На этот вопрос, считай, все вышли».
«Было стремно идти обратно. Пришлось воевать»
Из всех срочников, по воспоминаниям Гейнса, отобрали и оставили в России только троих – «самых слабых». А остальным велели встать на позиции и приготовить орудия.
«Нам сказали так: отстреляетесь и потом уедете в часть, – говорит Андрей. – 24 февраля примерно в четыре утра мы отстрелялись, потом сменили позицию и отстрелялись еще раз. У меня заклинило орудие, и меня отправили обратно в лагерь за другим. Когда мы вернулись на позиции с орудием, пацанов наших уже не было, мы поехали их догонять. И так пересекли границу с Украиной».
Через несколько километров пути всем срочникам предложили вернуться в Россию. Пешком и без оружия. Но сразу предупредили, что везде мины.
«Мне было стремно идти обратно, – говорит Гейнс. – Мы были не на своей земле. Было страшно. Вот так мы и пошли вместе со всеми. Пришлось воевать».
В первый день было тихо. Колонна встретила сопротивление лишь однажды: по словам Гейнса, украинцы из белой «девяносто девятой» кинули гранату под одну из российских военных машин. Двое погибли, были раненые. В ответ россияне расстреляли гражданский автомобиль. На второй день на чужой территории стало по-настоящему «жарко».
«Мы остановились на ночевку в каком-то поселке, я не помню уже название, – говорит Андрей. – Помню, там было озеро и мост такой большой. Пехота дралась впереди, а нам не разрешили выставлять орудия. Часов в пять утра колонна двинулась вперед, и тогда мы выставились, и нам дали цель, по которой стрелять. Как только мы были готовы, нам сказали: отставить! Типа, там никого уже нет. Пока мы готовились, вся пехота, вся «броня» – это бронированные машины, танки и так далее – ушли вперед. Мы остались одни. Без связи и без защиты».
Когда артиллерия начала движение, украинские военные открыли по ней минометный огонь. Как раз из того места, по которому артиллеристам давали наводку.
«В первые же минуты погибли мой командир, старший сержант Доценко, и ефрейтор Баканов, – рассказывает Гейнс. – Мы их даже сразу не смогли забрать, потому что нас обстреливали».
Большинство офицеров сразу в подвалы загасились
Солдаты спрятались в домах в небольшой деревушке у дороги.
«Большинство офицеров сразу в подвалы загасились, – усмехается бывший военный. – Они были совсем молодые пацаны, не очень серьезные. Мы думали, после минометчиков придет пехота ВСУ нас зачищать. Но пришел БТР с белой Z на борту. Мы ему свистели как ненормальные. Потом побежали к своим сержантам. Сказать, что наши пришли. У нас было двое раненых: Черепанов и Никита, забыл уже фамилию. Сейчас с ними уже все хорошо. Они вернулись в Россию, им все выплатили, даже дали ветеранские».
Тогда, чтобы увезти с собой двоих раненых, артиллеристы 252-го полка выбросили из «Урала» ящики с боеприпасами. Тела погибших Доценко и Баканова оставили в стороне у дороги, «чтобы те, кто после боя собирает тела, смогли их найти и забрать».
«Потом говорили, что тела Доценко и Баканова терялись по дороге в Россию раза три», – пересказывает слухи Андрей.
С одной гаубицей остатки артиллерии двинулись вслед за тем самым БТР:
«Мы за ними свернули направо, на Харьков. А они нам велели «сворачивать артуху» на Изюм, чтобы вернуться к своей колонне. В итоге мы заблудились. Но потом как-то нашли своих».
«Кровищи было! Всю дорогу ногу жгло огнем»
Андрей Гейнс хорошо помнит, как их полк стоял в деревне Граково Чугуевского района Харьковской области. Здесь их отряд провел довольно много времени. Почти сразу после того, как российские войска вошли в населенный пункт, они оказались в окружении.
«У нас осталось одно орудие, – рассказывает Гейнс. – Мы сначала заняли позицию у церкви, потом позицию поменяли. Меня на время сделали гранатометчиком. Ночью начался обстрел. Наши сержанты сами пошли стрелять из гаубицы. Там был сержант Демушин. У него сейчас нет ноги. И еще один наш сержант – его тоже хорошо ранило. Руку раздробило. Я смотрю, как на нас снаряды падают: тудуф, тудуф. Пацаны орут. Демушин орет. Тела тащит. Нам кричат: «Заряжайте гранатометы». Мы зарядили и стали ждать пехоту противника».
Пехота противника в те дни так и не пришла. Раненые ждали транспорт, чтобы их увезли, по воспоминаниям Гейнса, порядка трех дней. У одного из раненых началась гангрена. Только через три дня за ранеными прилетел вертолет.
Полковник поехал разведывать обстановку и подорвался на своей же мине
«Потом уже наш полковник Николаев поехал разведывать обстановку, – вспоминает Андрей. – И подорвался на своей же мине. Нас взяли в «котел», и наши минеры все вокруг Граково заминировали, чтобы в случае наступления у нас было время услышать грохот и приготовиться. Ну вот полковник – он был в машине со своей собакой – поехал на разведку и на одной такой мине подорвался. От собаки остались только лапы. А за телом полковника вертолет прилетел в тот же день».
Это была середина марта 2022 года. Еще восьмого марта Владимир Путин пообещал, что командование российской армии не будет использовать солдат срочной службы для «специальной военной операции». Но по факту в зоне боевых действий оказались десятки, а то и сотни срочников. Российское министерство обороны признало этот факт буквально на следующий день – девятого марта.
«Когда мы были в Граково, как раз стало известно, что срочники тоже воюют, и нас стали потихоньку вывозить», – вспоминает Гейнс.
Вывозили срочников группами. По двое, трое или четверо. Кого на вертолете, кого на машинах.
«Меня вывезли самым последним из нашего полка, – рассказывает Андрей. – Меня вообще везли от Изюма на БТР с испорченной связью».
Состоявший из срочников артиллерийский дивизион Гейнса, уже значительно истаявший, покинул Граково через две или три недели после захвата. Колонна двинулась на Изюм.
«Как раз тогда украинцы стали отступать из Изюма, – говорит Гейнс. – Через Каменку. И там было опасно капец. Там собрались все – артиллерия, минометы. Наши минометчики отказались воевать в тот момент. И нам пришлось бить по деревне ближней наводкой – примерно с шести километров. Хотя у наших орудий дальность боя 28 километров. В этот момент за мной и приехали – типа, ты едешь домой. Запихали меня в «Урал» и увезли».
Пока Гейнса везли на «Урале» с позиций в Изюм, где в одной из школ располагался штаб, машину накрыло шрапнелью из «Урагана».
Никакого обезболивающего мне не вкололи, потому что у нас с собой ничего не было
«Мне штанину порвало в клочья, в двух местах шрапнелью пробило икру, – рассказывает Андрей. – Больно было ужасно. Кровищи было! Всю дорогу до штаба ногу жгло огнем. Никакого обезболивающего мне не вкололи, потому что у нас с собой ничего не было. А все свои запасы я отдал ребятам. Им же нужнее».
Грубую перевязку – рану обработали и перевязали толстыми бинтами – Гейнсу сделали уже в штабе. В школе, где он располагался, был также медпункт и подвал с «провинившимися» минометчиками.
«Их не били, ничего такого я не видел, – говорит Андрей. – Они просто сидели в подвале. Они не хотели воевать, а хотели домой. Что с ними стало потом, я не знаю. Но их лейтенанта я потом видел у себя в части уже в России. Наверное, отпустили».
Комментарии закрыты.