Саша Филипенко: Нам нужно забрать русский язык у Путина
Белорусский писатель Саша Филипенко не удивлен, что в России люди не выходят на протесты. Он боится, что война в Украине превратится в долгий конфликт. И сожалеет, что Запад совсем забыл про Беларусь. Интервью DW.
Саша Филипенко — белорусский писатель, пишущий на русском языке, романы которого переведены на 16 европейских языков. В эти дни в Германии он представил на международном литературном фестивале LitCologne свой исторический роман «Кремулятор» — о сталинских репрессиях, расстрелах и тайном кремировании тел — на примере судьбы первого директора Донского крематория в Москве в 1927-1941 годах. На литературном вечере в Кельне писатель собрал полный зал.
Родившийся в Минске Саша Филипенко — не только автор шести книг. 38-летний писатель активно выступает против режима Лукашенко и развязанной Путиным войны в Украине: публикует статьи в ведущих европейских изданиях, встречается с политиками и постоянно общается с западной публикой. В 2020 году он вынужден быть уехать на Запад, сегодня живет с семьей в Швейцарии. В эксклюзивном интервью DW Саша Филипенко рассказал о том, почему многие в России ждут Сталина, об остывшем интересе Запада к Беларуси, а также поделился своим сценарием развития конфликта в Украине.
DW: Вы как—то сказали, что русский язык не принадлежит России…
Саша Филипенко: Я в этом твердо убежден. Русский язык действительно не принадлежит России. Он принадлежит нам, белорусам, он принадлежит людям в Украине. Я знаю солдат ВСУ, которые сейчас находятся на линии соприкосновения, которые воюют, говоря при этом и на русском языке тоже. Он принадлежит людям, которые говорят на нем в Грузии, в Латвии и, безусловно, в России. Ровно так же, как английский язык не принадлежит только американцам и англичанам. Нам очень нужно забрать русский язык у Путина и показать, что русский язык может быть языком свободы, а не только имперских ценностей.
— Ваш последний роман «Кремулятор» — про репрессивную машину при Сталине. У вас нет ощущения, что многие в России ждут нового Сталина? В феврале на открытие памятника «отцу народов» в Волгограде пришли сотни человек…
— В некоторой степени, может быть, дождались. Но я бы не сравнивал все-таки, потому что времена разные. Нет смысла сравнивать ужасы: войну и репрессии. Есть люди, которые действительно ждут Сталина. Есть люди, которые симпатизируют Путину. Но я бы не преувеличивал число этих россиян, потому что все эти опросы, которые мы сейчас видим, это опросы в концлагере. В России опросы часто проводят полицейские, и странно ожидать какие-то другие ответы. К сожалению, мы видим гораздо более внушительную часть россиян, которые не занимают никакой позиции, большинство как-то прячется в повседневности.
— В основе романа «Кремулятор» лежат протоколы допросов директора первого московского крематория Нестеренко, который работал в две смены, сжигая по ночам трупы людей, тайно расстрелянных НКВД. А затем он и сам был арестован. Но первая ассоциация на название — это про Кремль, а не про крематорий.
— Нужно просто прочитать книжку, там есть точный ответ, почему «кремулятор». Это устройство, которое перемалывает остатки после кремации в пыль. Это важная метафора. Мне хотелось показать, как страна, как режим уничтожает человека, не оставляя от него абсолютно ничего. Человек, который работает в крематории, тоже становится кремулятором, он становится частью этой машины, затирающей мельницей, и мне хотелось показать, как это работает. Безусловно, люди слышат слово «Кремль». Мне кажется, что это символично. Однако смысл — несколько в другом. Но хорошо, когда и название, и книга обрастают смыслами.
— А про Путина не хотите роман написать?
— Нет. Если вы зайдете в любой немецкий магазин, вы увидите миллионы книг про Путина. После 24 февраля и начала войны стало столько «путиноведов»! Мне интересно, где все эти люди были раньше? Почему они не предупредили, что будет война? И не слушали писателей, которые предупреждали.
— Вы родились и выросли в Минске. Там живут ваши родители, друзья. Как вы оцениваете ситуацию в Беларуси? Какие настроения?
— Развернуты колоссальные фундаментальные репрессии, и люди пытаются выжить в этих условиях. Нет протестов, и невозможно представить, что они откуда-то сейчас начнутся, потому что нет предпосылок. По моим ощущениям, люди, безусловно, устали от того, что находятся под этим прессом. Если у них будет возможность зажить в счастливой, свободной стране, я не думаю, что кто-то откажется и выберет диктатуру и скажет: «Нет, мы хотим так, как сейчас».
— На Западе Лукашенко называли последним диктатором Европы…
— Уже давно нет. Он уже второй номер.
— Лукашенко в течение своей долгой политической карьеры часто пытался усидеть на двух стульях и даже не раз предпринимал попытки сближения с Европой. Как так вышло, что он все-таки склонился к Путину?
— У меня нет ощущения, что он склонился до конца, он еще 10 раз от него отвернется. Мне кажется, что это величайший флюгер в истории политики. Он шлет, как мне кажется, до сих пор сигналы, что он готов быть с Европой. Даже то, что он сейчас истерично обзывается, как в детском саду, на Зеленского, мне кажется, в его понимании, демонстрирует то, что, мол, смотрите, я обзываюсь, но войска не входят. У меня нет ощущения, что он выбрал стул. И его вообще не интересует выбор стула. Сейчас Путин гарантирует ему то, что он будет у власти в данный момент.
— На выборах вы голосовали за Светлану Тихановскую. Как вы оцениваете ее роль сегодня, когда она в изгнании и вдали от своих избирателей?
— Я голосовал за Тихановскую не потому, что мне нравилась ее программа, а потому, что она обещала новые выборы. Второй пункт — мне кажется, что она супер выросла как политик, проводит большую дипломатическую работу. Мне хочется пожелать ей удачи, чтобы ее муж скорее оказался на свободе.
— У вас нет ощущения, что за последний год в связи с войной в Украине про Беларусь как-то начали забывать?
— Про Беларусь забыли, нет такой страны в повестке. Я давал интервью, и немецкий журналист сказал, что как хорошо, что у вас все более-менее нормализовалось в Беларуси. Или я выступал в Женеве, и швейцарская журналистка сказала мне: «Какое право вы имеете говорить о Беларуси, когда идет война в Украине?» Война в Украине — это трагедия, горе, и мы все пытаемся помочь Украине, как можем. Но это не отменяет того, что девять миллионов белорусов остаются заложниками в стране. В Беларуси ничего не решилось, конфликт не закончен, репрессии продолжаются. Европа в 2020 году решительно не защитила, не вступилась и сдала Беларусь России. Мы видели отдельные решительные шаги некоторых дипломатов, которые защищали Светлану Алексиевич возле ее квартиры. Но мы не видели общей позиции.
— В Беларуси сотни тысяч людей выходили на протесты после сфальсифицированных выборов. Вы тоже выходили. В России же люди вышли на протесты только в первые дни войны. Почему они этого не делают, почему этих людей так мало?
— Вкратце — потому что нет лидеров протеста, потому что закрытое общество — а Россия сейчас закрытое общество — всегда протестует хуже, чем открытое общество. Нет смысла сравнивать Грузию, Украину, Беларусь, Россию. Люди ведут себя в силу разных причин инфантильно. Проще всего — сказать, что все идиоты и не готовы, давайте выроем ров и запустим крокодилов, натянем колючую проволоку, а они сами там разберутся… Это так не работает.
— Часть европейских политиков опасаются перерастания войны в глобальный конфликт. А вы?
— Главные мантры, которые я слышу: нельзя дать Путину выиграть, потому что это будет катастрофа для всей Европы, и нельзя дать Путину проиграть, потому что это тоже будет катастрофа для всей Европы. И поэтому давайте растягивать этот конфликт, будем давать столько оружия, чтобы Украина не выигрывала, но и не проигрывала? А Украину будут просто все это время ровнять с землей. Вопрос — какие настроения выиграют: людей, которые заботятся о своем личном благополучии, или же тех, которые сочтут, что настало время решительно действовать и решительно помочь Украине. Я слышу постоянно, и в Германии, что мы напичкали Украину оружием, что она прямо вся в оружии. А я разговариваю с солдатами ВСУ, которые сейчас в лохмотьях, у которых летняя форма, у которых все окопы в лужах, автоматы 1960-х годов, старые, ржавые…
— Я знаю одного человека, который, прочитав 15 страниц «Кремулятора», отложил его. Мол, и так страшно от того, что происходит каждый день, все слишком ужасно и тяжело, чтобы еще и про НКВД читать…
— Если бы дочитал, ему стало бы легче. Это тоже терапия.
Источник: www.dw.com